Общая информация
Дата рождения
—
20.06.1936 - 30.04.2019
Район
—
Город Шарья
Сфера деятельности
—
Здравоохранение
Делла Петровна родилась в г. Гатчина Ленинградской области. Детство ее прошло в старинном карельском селе Ведлозеро.
В начале 1941 года Делла Петровна вместе с сестрами и братом уехала погостить к бабушке в деревню Березнево в Гатчинском районе. Через месяц хотели вернуться опять в Карелию, но началась война…
Первые бомбовые удары немецкой авиации по территории района были нанесены 05.06.1941 года. А уже 15 сентября, район был полностью оккупирован немецкими войсками.
Детские воспоминания:
«Те, кто пережил такое, сами никогда не забудут. Какие – то подробности уже, конечно, стерлись – я же была ребенком… Видимо, чуть старше, чем на этих фотографиях «еще до войны»: мирное бабушкино лето под Ленинградом, скорее всего 1940 год. А вот телега со скарбом, довольно маленькими пассажирами (плохо ли прокатиться на лошади?) и даже улыбающимися на прощание взрослыми – точно август 1940 года, ближе к концу. Потому что когда их повозка прибыла в город, железнодорожное сообщение с «Большой землей» было уже прервано. Значит эвакуация в Сибирь, куда заранее был отослан багаж. Багаж, самое интересное, в далекой Сибири уцелел, а вот маленькие пассажиры из телеги – не все. Правда, тогда удалось все же вернуться в ту же деревню Береднево под Гатчиной, не остаться в блокаде.
Отец с самого начала войны на фронте. Он был пограничником. Мы же вообще – то жили в Карелии. Мама работала учительницей. Там, на Карельском перешейке, они в свое время и встретились, и поженились. К бабушке же мы отправились, чтобы забрать гостившую там сестренку. Из – за этого и опоздали с эвакуацией.
А вскоре в деревню вошли гитлеровцы. Вижу, как наяву: открывается дверь, появляется молодой солдат, почему – то худой, как скелет, мундир не по размеру, голодный и наглый - это еще добавило страху, хотя мы без этого окаменели от ужаса в углу, за пианино. Спрятались! Он поманил рукой: «Ком, ком, (идите сюда). Открыл дверцу шкафа, там, на дне банки сохранились остатки меда. Выцарапал их длиннющими ногтями и стал слизывать эти медовые нити. После его ухода мы приникли к окну: там стоял еще один солдат, держа под мышкой нашего петуха. Тут появилась мама с ведрами воды. А поскольку одежда на ней была защитного цвета, они залопотали: «Партизан! Партизан!». В отличие от нас, она не испугалась и довольно сердито ответила по – немецки - да, мол, партизан и есть. При этом подтолкнула петуха, тот кинулся в кусты, а вечером был съеден на семейном ужине (не пропадать же добру, уж лучше нами). Через какое – то время всех жителей деревни – от мала до велика - собрали в колонну и куда –то повезли. Что взяли с собой? Что – то из одежды, из еды, много ли положишь в узелки у нас, трех девочек. На руках мама несла грудного братика, Феликса. Еще в ее чемоданчике поместилось несколько отрезов ситца, сатина – как они помогли нам в лагере! Это был лагерь Клоога в Эстонии. Деревянные бараки, колючая проволока, трехъярусные нары, голод, холод. Дети были предоставлены сами себе. Взрослых с шести утра угоняли на работу. На какую именно, не знаю, только вечером возвращались все измученные, без сил.
Вообще, как узнали позднее, в Эстонии было 150 концлагерей. Узников – и военных, и гражданских – использовали только на самых тяжелых работах: в лесу, в каменоломнях, на бетонных работах, строительстве новых бараков. В охране, в основном, ударно трудились добровольческие эстонские батальоны. Немцам даже особо стараться не приходилось. Документальное признание одного из медиков: «Состояние здоровья заключенных плохое. Количество умерших велико: телесные повреждения и неудовлетворительные гигиенические условия». Что, собственно, подтвердил и рассказ Деллы Петровны. Лагерь охраняли эстонцы. В бараках – работал женский персонал, выносили тела умерших, приносили еду. К заключенным относились жестоко. Кормили коричневой бурдой с привкусом горелого хлеба, с редкими крупинками. Маме иногда удавалось ночью проползти под колючей проволокой. На отрезки ситца она выменивала у местных сухари или картошку. Попадала в карцер. Мы в слезах бегали по лагерю: «Где мама?!» - «Она вернется?», - утешали нас.
К голоду и холоду добавились вши. Помню сцену: стоит старичок без одежды, а женщины обирают с него насекомых. Начался тиф, сестренка Люда заболела. Умерших выносили из больничного барака и складывали в штабеля выше человеческого роста. На самый верх закинули и ее, еще живую. Мимо шел немецкий солдат, из тех, что стояли «над» эстонцами. Увидел, что она шевельнулась, не побоялся прислониться к этому штабелю, достал ее и принес в барак. Она выжила. Через много лет мы сокрушались: «Как же мама не узнала, кто он. Может, после войны разыскали бы…».
Помню маленького Феликса. Ему миску ставили на чемоданчик. Хлебнет ложку: «Мама, хлеба…» - «Нет хлеба, сыночек». Он заболел скарлатиной. Спасать было некому. Мама похоронила его сама, не в общем рве, нашла где – то уголок. В лагере мы пробыли года два. А потом нас в 1943 году на пароходе перевезли в Финляндию. Там уже было легче, работали на хозяев, не было такого голода, да и финны относились к нам лучше. В Клооге нас спасла мама – своей самоотверженностью, силой духа, любовью. Но, конечно, сердце и все было надорвано. После войны ей пришлось оставить работу. Из Финляндии мы вернулись в Псковскую область. Мама писала всем своим подругам - в надежде, что то узнать об отце. Плакала, боялась, что он погиб. Однажды какая – то старушка сказала ей: «Не плачь, жив он, вы встретитесь». Так и случилось, причем действительно чудо, что он, вернувшись по ранению, в командировке случайно встретил подругу «с маминым письмом». 9 Мая все мы были в Ленинграде. Родители ушли на Невский, а мы смотрели из окна, как течет радостная людская река, все целуются, обнимаются».
Послевоенная жизнь
Прошлое с болью отзывается в сердце Деллы Петровны. Живы в ее памяти и воспоминания. А память – это история. Великая Отечественная война не может быть забыта, как не могут быть забыты не только сгоревшие в ее пламени, но и испытавшие и пережившие ужасы, оставшиеся в живых.
В январе 1959 года студентка 3 курса технологического института Делла Петровна вместе с мужем (он был наш земляк) приехала в Шарью, в п. Голыши. Так в жизни сложилось, не получилось закончить институт.
Свою трудовую деятельность она начала в 12 яслях поселка Голыши, одновременно училась на 2 – х годичных курсах медицинских сестер. После их окончания перешла работать в Ветлужскую больницу, где работала 2 года операционной сестрой, а затем процедурной сестрой в терапевтическом отделении до 1971 года. 1971 год непростой год в трудовой биографии Деллы Петровны. Вводили в эксплуатацию новое здание больницы. Под руководством главного врача В.Ф. Каверина Делле Петровне на посту первой главной медицинской сестры приходилось заниматься подбором персонала в отделениях, оснащением мягким и жестким инвентарем, благоустройством территории. А потом она стала обладательницей «самой легкой руки» в процедурном кабинете.
Многие годы она проработала медицинской сестрой физиотерапевтического отделения, в 1989 году ушла на пенсию, но без дела сидеть дома не смогла и вернулась в больницу на работу в архив. Отличительные черты Деллы Петровны: оптимизм, жизнелюбие, неравнодушие. На встречах ветеранов Делла Петровна обязательно, с удовольствием поет свои любимые песни, у нее прекрасный голос.
Слушать их можно до бесконечности. Она сумела, пройдя в детстве ужасы войны, остаться светлым человеком. Двое сыновей, трое внуков, правнучка – таков ее ценный семейный капитал. Возвращаясь к истории, можно заметить, что ситуация с переводом в Финляндию – это действительно счастливый случай, за который, наверное, надо отдать должное природной практичности финнов – скорее всего, это была их инициатива заполучить бесплатных работников. Не нацисты же побеспокоились о том, чтобы облегчить жизнь узников. Система концлагерей была направлена как раз на обратный результат – и тем больше, чем ближе продвигались к Эстонии линия фронта.
19.09.1944 в Клооге за один день было уничтожено 800 русских военнопленных и гражданских лиц, 700 политзаключенных эстонцев и 1500 евреев. Их расстреливали и сжигали, перемежая слоями дров, которые они сами же и укладывали. По всей видимости, вокруг города было несколько лагерей с таким названием или «ответвления» одного. Потому что по соседству шести тысячам заключенным готовилась такая же участь, но их успели спасти солдаты. Следы кошмара в Клооге, конечно, скрыть не удалось. Именно с него началось расследование нацистских преступлений.
Фотографии:
1. Комарова Д.П., 1970 г.
2. Делла (слева) с сестрой 1940 год. Через год - концлагерь.
3. Комарова Д.П. 1971 г.
4. Комарова Д.П., (справа), 2015 г.
Материал подготовлен Шураковой Н.Н., Золотовой Г.В., использованы материалы «Ветлужский край» от 10.04.2015 года.
Городской округ город Шарья
В начале 1941 года Делла Петровна вместе с сестрами и братом уехала погостить к бабушке в деревню Березнево в Гатчинском районе. Через месяц хотели вернуться опять в Карелию, но началась война…
Первые бомбовые удары немецкой авиации по территории района были нанесены 05.06.1941 года. А уже 15 сентября, район был полностью оккупирован немецкими войсками.
Детские воспоминания:
«Те, кто пережил такое, сами никогда не забудут. Какие – то подробности уже, конечно, стерлись – я же была ребенком… Видимо, чуть старше, чем на этих фотографиях «еще до войны»: мирное бабушкино лето под Ленинградом, скорее всего 1940 год. А вот телега со скарбом, довольно маленькими пассажирами (плохо ли прокатиться на лошади?) и даже улыбающимися на прощание взрослыми – точно август 1940 года, ближе к концу. Потому что когда их повозка прибыла в город, железнодорожное сообщение с «Большой землей» было уже прервано. Значит эвакуация в Сибирь, куда заранее был отослан багаж. Багаж, самое интересное, в далекой Сибири уцелел, а вот маленькие пассажиры из телеги – не все. Правда, тогда удалось все же вернуться в ту же деревню Береднево под Гатчиной, не остаться в блокаде.
Отец с самого начала войны на фронте. Он был пограничником. Мы же вообще – то жили в Карелии. Мама работала учительницей. Там, на Карельском перешейке, они в свое время и встретились, и поженились. К бабушке же мы отправились, чтобы забрать гостившую там сестренку. Из – за этого и опоздали с эвакуацией.
А вскоре в деревню вошли гитлеровцы. Вижу, как наяву: открывается дверь, появляется молодой солдат, почему – то худой, как скелет, мундир не по размеру, голодный и наглый - это еще добавило страху, хотя мы без этого окаменели от ужаса в углу, за пианино. Спрятались! Он поманил рукой: «Ком, ком, (идите сюда). Открыл дверцу шкафа, там, на дне банки сохранились остатки меда. Выцарапал их длиннющими ногтями и стал слизывать эти медовые нити. После его ухода мы приникли к окну: там стоял еще один солдат, держа под мышкой нашего петуха. Тут появилась мама с ведрами воды. А поскольку одежда на ней была защитного цвета, они залопотали: «Партизан! Партизан!». В отличие от нас, она не испугалась и довольно сердито ответила по – немецки - да, мол, партизан и есть. При этом подтолкнула петуха, тот кинулся в кусты, а вечером был съеден на семейном ужине (не пропадать же добру, уж лучше нами). Через какое – то время всех жителей деревни – от мала до велика - собрали в колонну и куда –то повезли. Что взяли с собой? Что – то из одежды, из еды, много ли положишь в узелки у нас, трех девочек. На руках мама несла грудного братика, Феликса. Еще в ее чемоданчике поместилось несколько отрезов ситца, сатина – как они помогли нам в лагере! Это был лагерь Клоога в Эстонии. Деревянные бараки, колючая проволока, трехъярусные нары, голод, холод. Дети были предоставлены сами себе. Взрослых с шести утра угоняли на работу. На какую именно, не знаю, только вечером возвращались все измученные, без сил.
Вообще, как узнали позднее, в Эстонии было 150 концлагерей. Узников – и военных, и гражданских – использовали только на самых тяжелых работах: в лесу, в каменоломнях, на бетонных работах, строительстве новых бараков. В охране, в основном, ударно трудились добровольческие эстонские батальоны. Немцам даже особо стараться не приходилось. Документальное признание одного из медиков: «Состояние здоровья заключенных плохое. Количество умерших велико: телесные повреждения и неудовлетворительные гигиенические условия». Что, собственно, подтвердил и рассказ Деллы Петровны. Лагерь охраняли эстонцы. В бараках – работал женский персонал, выносили тела умерших, приносили еду. К заключенным относились жестоко. Кормили коричневой бурдой с привкусом горелого хлеба, с редкими крупинками. Маме иногда удавалось ночью проползти под колючей проволокой. На отрезки ситца она выменивала у местных сухари или картошку. Попадала в карцер. Мы в слезах бегали по лагерю: «Где мама?!» - «Она вернется?», - утешали нас.
К голоду и холоду добавились вши. Помню сцену: стоит старичок без одежды, а женщины обирают с него насекомых. Начался тиф, сестренка Люда заболела. Умерших выносили из больничного барака и складывали в штабеля выше человеческого роста. На самый верх закинули и ее, еще живую. Мимо шел немецкий солдат, из тех, что стояли «над» эстонцами. Увидел, что она шевельнулась, не побоялся прислониться к этому штабелю, достал ее и принес в барак. Она выжила. Через много лет мы сокрушались: «Как же мама не узнала, кто он. Может, после войны разыскали бы…».
Помню маленького Феликса. Ему миску ставили на чемоданчик. Хлебнет ложку: «Мама, хлеба…» - «Нет хлеба, сыночек». Он заболел скарлатиной. Спасать было некому. Мама похоронила его сама, не в общем рве, нашла где – то уголок. В лагере мы пробыли года два. А потом нас в 1943 году на пароходе перевезли в Финляндию. Там уже было легче, работали на хозяев, не было такого голода, да и финны относились к нам лучше. В Клооге нас спасла мама – своей самоотверженностью, силой духа, любовью. Но, конечно, сердце и все было надорвано. После войны ей пришлось оставить работу. Из Финляндии мы вернулись в Псковскую область. Мама писала всем своим подругам - в надежде, что то узнать об отце. Плакала, боялась, что он погиб. Однажды какая – то старушка сказала ей: «Не плачь, жив он, вы встретитесь». Так и случилось, причем действительно чудо, что он, вернувшись по ранению, в командировке случайно встретил подругу «с маминым письмом». 9 Мая все мы были в Ленинграде. Родители ушли на Невский, а мы смотрели из окна, как течет радостная людская река, все целуются, обнимаются».
Послевоенная жизнь
Прошлое с болью отзывается в сердце Деллы Петровны. Живы в ее памяти и воспоминания. А память – это история. Великая Отечественная война не может быть забыта, как не могут быть забыты не только сгоревшие в ее пламени, но и испытавшие и пережившие ужасы, оставшиеся в живых.
В январе 1959 года студентка 3 курса технологического института Делла Петровна вместе с мужем (он был наш земляк) приехала в Шарью, в п. Голыши. Так в жизни сложилось, не получилось закончить институт.
Свою трудовую деятельность она начала в 12 яслях поселка Голыши, одновременно училась на 2 – х годичных курсах медицинских сестер. После их окончания перешла работать в Ветлужскую больницу, где работала 2 года операционной сестрой, а затем процедурной сестрой в терапевтическом отделении до 1971 года. 1971 год непростой год в трудовой биографии Деллы Петровны. Вводили в эксплуатацию новое здание больницы. Под руководством главного врача В.Ф. Каверина Делле Петровне на посту первой главной медицинской сестры приходилось заниматься подбором персонала в отделениях, оснащением мягким и жестким инвентарем, благоустройством территории. А потом она стала обладательницей «самой легкой руки» в процедурном кабинете.
Многие годы она проработала медицинской сестрой физиотерапевтического отделения, в 1989 году ушла на пенсию, но без дела сидеть дома не смогла и вернулась в больницу на работу в архив. Отличительные черты Деллы Петровны: оптимизм, жизнелюбие, неравнодушие. На встречах ветеранов Делла Петровна обязательно, с удовольствием поет свои любимые песни, у нее прекрасный голос.
Слушать их можно до бесконечности. Она сумела, пройдя в детстве ужасы войны, остаться светлым человеком. Двое сыновей, трое внуков, правнучка – таков ее ценный семейный капитал. Возвращаясь к истории, можно заметить, что ситуация с переводом в Финляндию – это действительно счастливый случай, за который, наверное, надо отдать должное природной практичности финнов – скорее всего, это была их инициатива заполучить бесплатных работников. Не нацисты же побеспокоились о том, чтобы облегчить жизнь узников. Система концлагерей была направлена как раз на обратный результат – и тем больше, чем ближе продвигались к Эстонии линия фронта.
19.09.1944 в Клооге за один день было уничтожено 800 русских военнопленных и гражданских лиц, 700 политзаключенных эстонцев и 1500 евреев. Их расстреливали и сжигали, перемежая слоями дров, которые они сами же и укладывали. По всей видимости, вокруг города было несколько лагерей с таким названием или «ответвления» одного. Потому что по соседству шести тысячам заключенным готовилась такая же участь, но их успели спасти солдаты. Следы кошмара в Клооге, конечно, скрыть не удалось. Именно с него началось расследование нацистских преступлений.
Фотографии:
1. Комарова Д.П., 1970 г.
2. Делла (слева) с сестрой 1940 год. Через год - концлагерь.
3. Комарова Д.П. 1971 г.
4. Комарова Д.П., (справа), 2015 г.
Материал подготовлен Шураковой Н.Н., Золотовой Г.В., использованы материалы «Ветлужский край» от 10.04.2015 года.
Городской округ город Шарья
Сообщить о неточноcти