Общая информация
Дата рождения
—
1919 – 2002
Район
—
Шарьинский муниципальный район
Сфера деятельности
—
Образование
Есть судьбы, трагичность которых превосходит, кажется, всякую меру. И люди, пьющие свою чашу без ропота и мучительных раздумий – за что? Вопреки всему сохранившие в душе свет любви и надежды. Погасить его не дано никому. Он сильнее бед и отчаяния, сильнее смерти.
Через 83 года долгого и скорбного земного пути пронесла неугасимую эту «лампадку» Анна Васильевна Завьялова – вдова и мать, пережившая всех своих детей, любимая и мудрая наставница нескольких поколений односельчан. Страницы ее дневника написаны самой жизнью.
1. «От чистого истока…».
«Деревенька моя – Вагино. 20 домов вдоль улицы, утопающих в туманном кружеве черемух. Сенокосы и весенняя распутица. Птичьи гнезда под черными крышами. Канула ты в прошлое, растворилась, исчезла, как звонкое наше детство, шлепающее босыми пятками по теплым дымящимся лужам.
Хоть и была ты настоящей красавицей, стихов о тебе не писали. Не до них было в надрывной крестьянской жизни. Из взрослого населения всего и грамотеев – 3 мужика, едва читающих по слогам. Да и те, лишь только грянула первая мировая, ушли воевать за царя и Отечество. Отец мой, Василий Полиэктович Беспалов, - с ними.
К великому счастью мамы, Натальи Афанасьевны, вернулся он через три года, живой и здоровый, без единой царапины на могучем теле. Сохранил Господь молитвами ее горячими для трех ребятишек – старшей моей сестры и братьев. В этом же году, 1918 - ом, появилась на свет и я.
«Новая власть», дошедшая и до нашей глуши, оделила его землей. Так что жизнь моя началась уже в новом, построенном отцом доме.
Мне, любимой папиной дочери, несмотря на строгость воспитания, удавалось порой то, чего сестре и братьям – никогда. Самым большим «ученым» в семье был брат Андрей, окончивший целых четыре класса начальной школы. Родители, никогда не знавшие грамоты, школу считали баловством, отвлекающим нас от серьезных крестьянских дел. А потому и меня после окончания двух классов пытались усадить за прялку. Проревев 2 месяца, своего все же добилась. В том числе и благодаря братьям, которые все это время уговаривали отца «вернуть Аньку в школу, а то глаза выревет».
«Ученость» моя зашла так далеко, что к переходу в 5 - й класс отец решился даже вступить в колхоз, пожертвовав коровой, лошадью и несколькими овцами – детей единоличников в «семилетку» не принимали.
Впрочем, пожалеть об этом не пришлось. В деревне его ценили за веселый нрав и безотказность – отец охотно брался за любую, самую тяжелую работу. Так что в колхозе прижился быстро. И хлеба в нашем доме всегда хватало.
«Семилетку» в селе Старошанском окончила одной из лучших учениц, чем родители безмерно гордились. Сразу же была определена учительницей начальной школы в деревне Косиха. Вошедшей в азарт отец сам предложил продолжить обучение: «А что, Анютка, поступай в училище, хоть и заочно. Будешь настоящей учительницей».
Уговоры не потребовались. В этом же году стала студенткой заочного отделения Ветлужского педагогического училища. И совершенно взрослым, самостоятельным человеком».
2. «Только очень жди…».
«Настолько самостоятельным, что уже через 2 года вышла замуж. Ничего необычного в нашей встрече с Сашей (Александров Андреевичем Завьяловым) не было. Столкнулись с ним в Пищевке во время одного из моих походов в сельсовет по бесконечным учительским нуждам.
Покорил он меня не лихой молодецкой удалью. Совсем наоборот – более милого, доброго и тихого человека еще не встречала. Жизнь с ним могла быть только счастливой.
Все шло как нельзя лучше. Накануне моего замужества и переезда в Пищевку здесь открыли школу-семилетку – в ней мне предстояло проработать 40 лет. В этом же 1939 - ом году родилась у нас малышка Ида. Саша не отходил от ее колыбельки. Я удивлялась и радовалась такой горячей отцовской любви. Пока радость эта не пролилась слезами. Не дожив до года, дочка умерла. Корь унесла жизни уже трех наших односельчан, Идочка стала четвертой.
После похорон Саша, похудевший и почерневший, объявил, что уходит воевать с финнами. Осталась я в пустом доме, без дрчери и мужа, наедине с тоской.
Еще немного счастья все же подарила нам судьба. Вернулся с войны Саша. Боль по умершей дочери стихла. Новые надежды и безграничная нежность друг к другу согревали нас.
Но в июне 1941-го года пришла другая беда. Опустели дворы, словно вымерли. Тяжкий труд, черные вдовьи платки и мучительная тишина ожидания, прерываемая рыданиями над очередной добравшейся до деревни «похоронкой» - это все, чем мы жили.
Мужа проводила на фронт в ноябре. До железнодорожного вокзала в Шарье шли пешком от самой Пищевки. Кроме горя и страха несла я с собой под самым сердцем нерожденного нашего сына.
Родился он через месяц – в одну из декабрьских ночей. Назвала его именем мужа.
И опять мне повезло больше других. Два раза за время войны виделась с Сашей. В письмах, которые приходили в наш дом почти через день, он умолял приехать к нему с сыном. Служил он в Горьком. Путь не такой уж далекий, но ехать туда с младенцем я не решилась. Зато из последней своей поездки «привезла» маленькому Саше сестренку. О ее рождении муж так и не узнал.
Известие о гибели Саши работники сельсовета долго держали в секрете. Боялись, что убьет оно и меня, и ребенка, со дня на день готового появиться на свет. Но слухи по деревне бродили. Дошли они и до моего дома.
Плохо помню, как добралась до сельсовета. Как рыдала и требовала правды. Мне ее все же сказали. Очнулась уже в больничной постели, прижимая к себе спящую дочку и памятный серый листок, исписанный почти детским почерком: «Ваш муж, Завьялов Александр Андреевич, погиб, защищая Родину…»
Хотелось уснуть, умереть, зарыться живой в землю, чтобы только не чувствовать невыносимой тоски, жадно грызущей изнутри. Спасти от нее могли только дети.
В том числе и те, чьи голодные глазенки с такой преданностью смотрели на меня из - под нахлобученных шапок и материнских платков в промерзшей насквозь школе. Не хватало дров, бумаги, учебников, а главное – еды. Но эти маленькие люди мужественно скрипели перышками по обрывкам пожелтевших газет, выводя закорючки и хвостики, складывая и отнимая. Забивались на переменах в темные уголки школы, чтобы съесть завернутую в платок картофелину или черный, пропахший плесенью сухарь. Многие из них уже лишились отцов и братьев. И научились терпеть, совсем по-взрослому – молча, без слез. Им, детям этой страшной войны, я обязана своим возвращением к жизни».
3. «Беда не ходит в одиночку».
«Словно пытаясь воскресить прошлое, дочке дала имя умершей от кори старшей сестренки. Саша и Идочка до краев наполнили собой мою жизнь, залечили душевные раны. Унаследовав от отца все лучшее – его тихий нрав, доброту и нежность, они не доставляли никаких беспокойств, кроме страха потерять их. Этот страх преследовал меня всю жизнь.
Учились дети легко. Особенно Саша. В том числе и в начальной школе, где я была для них и матерью, и строгим учителем. Излишняя строгость иногда обижала сына. Успокаивала его: «Пойдешь, Сашенька, в 5 класс, там тебя оценят». Так и вышло. До сих пор храню три похвальных грамоты, полученные сыном в 5, 6 и 7 классе. Больше порадоваться за него не пришлось. Прожил мой сыночек на свете всего 15 с половиной лет.
Беда пришла в наш дом 1 мая 1957 года. До сих пор не могу простить себе, что отпустила Сашу на реку – очень уж просился он покататься с ребятами на лодке. Ждала его до самого вечера, пока за окнами совсем не потемнело. Никогда сын не возвращался домой так поздно.
Искали мальчишек всей деревней. Вызвали из Голышей «глиссер». Как рассказала позже перепуганная незнакомая женщина, этот самый «глиссер» и погубил наших детей днем раньше – просто наехал на лодку и раздавил ее. Вода в том году была очень большая – искалеченные, они не смогли добраться до берега. А мужчина, управляющий катером, не захотел помочь.
Нашли мальчиков под Кучерихой. До сих пор вижу лицо сыночка моего – белое-белое и отражение неба в широко раскрытых глазах.
Как пережила эту смерть, не знаю. Только сознание того, что нужна Идочке, не позволяло с головой окунуться в отчаяние. Похоронив Сашу, до позднего вечера не уходила из школы – дом, где все напоминало о нем, тяготил. Чтобы забыться, после уроков работала воспитателем в пришкольном интернате. С детьми мне становилось легче. Самые маленькие скучали по дому, не отходили от меня ни на шаг. Я в каждом из них видела Сашу, хотелось обнять, согреть, защитить малышей – от всего, что может разрушить их хрупкие жизни.
Совсем незаметно выросла Ида. Окончила педагогический институт в Ярославле, уехала в Архангельск, где работала в одной из городских школ. Здесь же встретила Мишу, вышла замуж. Два моих внука, Саша и Алеша, родились уже в городе Вельске, куда увез Иду муж.
Девочка моя всегда отличалась крепким здоровьем. Все ее детские болезни можно пересчитать по пальцам. А потому приговор врачей, вынесенный 36-летней Иде, привел меня в состояние шока.
Буквально на глазах из веселой, энергичной женщины, всегда окруженной друзьями и учениками, которые души в ней не чаяли, дочь превращалась в беспомощное существо. Уже через год она перестала самостоятельно двигаться, держать ложку в руках. Светлым оставался только разум. И это было страшнее всего. Предчувствуя близкий конец, просила об одном: «Мама, вырасти моих детей».
Разве могло быть иначе? Внуки – это все, что осталось после смерти Иды. Умерла она 22 мая 1982 года в 37-летнем возрасте. С тех пор май для меня самый страшный месяц в году, запечатлевший на своем цветущем лике две черные даты – смерть сына и дочери».
4. «Сильнее смерти…».
«… Моя вера в жизнь. Отнимая самых близких людей, она никогда не оставляла меня в одиночестве. Всегда рядом был кто-то, ради кого я цеплялась за нее из последних сил, заново учась дышать и радоваться.
Лишившись матери, маленькие внуки (семилетний Алеша и двенадцатилетний Саша) несмотря на протесты отца, не захотели со мной расстаться. Я отдала им всё, что только могла. Они и сегодня помнят «бабушкины сказки», наши бесконечные поездки по стране. Во время одной из наших поездок мы нашли в Латвии могилу погибшего мужа и их дедушки, которого мальчишки так и не увидели живым.
Родней у меня никого нет. Только любовью внуков до сих пор жива. Саша и Алексей давно женаты, подарили мне двух правнуков – двойняшек и очаровательную правнучку.
Сотни километров разделяют нас сегодня. Но даже здесь, в Пищевке, ощущаю их заботу. Телефонные звонки и посылки, частые встречи с мальчишками согревают душу бесконечно.
Я не в обиде на судьбу. Она дала мне то, что сильнее пережитых бед, сильнее смерти, - веру в добро и любовь близких».
Фотографии:
1. Завьялова Анна Васильевна
2. Завьялова Анна Васильевна с учениками 1960-70 годы.
Автор неизвестен.
Статья Марины Шатровой из газеты «Ветлужский край» №29 (14077)
от 22 февраля 2002 года.
Материал взят из архива Пищёвской сельской библиотеки.
Составитель: Первушина Зоя Борисовна - заведующая отделом
методико-библиографической и информационной работы Межпоселенческой библиотеки Шарьинского района
Через 83 года долгого и скорбного земного пути пронесла неугасимую эту «лампадку» Анна Васильевна Завьялова – вдова и мать, пережившая всех своих детей, любимая и мудрая наставница нескольких поколений односельчан. Страницы ее дневника написаны самой жизнью.
1. «От чистого истока…».
«Деревенька моя – Вагино. 20 домов вдоль улицы, утопающих в туманном кружеве черемух. Сенокосы и весенняя распутица. Птичьи гнезда под черными крышами. Канула ты в прошлое, растворилась, исчезла, как звонкое наше детство, шлепающее босыми пятками по теплым дымящимся лужам.
Хоть и была ты настоящей красавицей, стихов о тебе не писали. Не до них было в надрывной крестьянской жизни. Из взрослого населения всего и грамотеев – 3 мужика, едва читающих по слогам. Да и те, лишь только грянула первая мировая, ушли воевать за царя и Отечество. Отец мой, Василий Полиэктович Беспалов, - с ними.
К великому счастью мамы, Натальи Афанасьевны, вернулся он через три года, живой и здоровый, без единой царапины на могучем теле. Сохранил Господь молитвами ее горячими для трех ребятишек – старшей моей сестры и братьев. В этом же году, 1918 - ом, появилась на свет и я.
«Новая власть», дошедшая и до нашей глуши, оделила его землей. Так что жизнь моя началась уже в новом, построенном отцом доме.
Мне, любимой папиной дочери, несмотря на строгость воспитания, удавалось порой то, чего сестре и братьям – никогда. Самым большим «ученым» в семье был брат Андрей, окончивший целых четыре класса начальной школы. Родители, никогда не знавшие грамоты, школу считали баловством, отвлекающим нас от серьезных крестьянских дел. А потому и меня после окончания двух классов пытались усадить за прялку. Проревев 2 месяца, своего все же добилась. В том числе и благодаря братьям, которые все это время уговаривали отца «вернуть Аньку в школу, а то глаза выревет».
«Ученость» моя зашла так далеко, что к переходу в 5 - й класс отец решился даже вступить в колхоз, пожертвовав коровой, лошадью и несколькими овцами – детей единоличников в «семилетку» не принимали.
Впрочем, пожалеть об этом не пришлось. В деревне его ценили за веселый нрав и безотказность – отец охотно брался за любую, самую тяжелую работу. Так что в колхозе прижился быстро. И хлеба в нашем доме всегда хватало.
«Семилетку» в селе Старошанском окончила одной из лучших учениц, чем родители безмерно гордились. Сразу же была определена учительницей начальной школы в деревне Косиха. Вошедшей в азарт отец сам предложил продолжить обучение: «А что, Анютка, поступай в училище, хоть и заочно. Будешь настоящей учительницей».
Уговоры не потребовались. В этом же году стала студенткой заочного отделения Ветлужского педагогического училища. И совершенно взрослым, самостоятельным человеком».
2. «Только очень жди…».
«Настолько самостоятельным, что уже через 2 года вышла замуж. Ничего необычного в нашей встрече с Сашей (Александров Андреевичем Завьяловым) не было. Столкнулись с ним в Пищевке во время одного из моих походов в сельсовет по бесконечным учительским нуждам.
Покорил он меня не лихой молодецкой удалью. Совсем наоборот – более милого, доброго и тихого человека еще не встречала. Жизнь с ним могла быть только счастливой.
Все шло как нельзя лучше. Накануне моего замужества и переезда в Пищевку здесь открыли школу-семилетку – в ней мне предстояло проработать 40 лет. В этом же 1939 - ом году родилась у нас малышка Ида. Саша не отходил от ее колыбельки. Я удивлялась и радовалась такой горячей отцовской любви. Пока радость эта не пролилась слезами. Не дожив до года, дочка умерла. Корь унесла жизни уже трех наших односельчан, Идочка стала четвертой.
После похорон Саша, похудевший и почерневший, объявил, что уходит воевать с финнами. Осталась я в пустом доме, без дрчери и мужа, наедине с тоской.
Еще немного счастья все же подарила нам судьба. Вернулся с войны Саша. Боль по умершей дочери стихла. Новые надежды и безграничная нежность друг к другу согревали нас.
Но в июне 1941-го года пришла другая беда. Опустели дворы, словно вымерли. Тяжкий труд, черные вдовьи платки и мучительная тишина ожидания, прерываемая рыданиями над очередной добравшейся до деревни «похоронкой» - это все, чем мы жили.
Мужа проводила на фронт в ноябре. До железнодорожного вокзала в Шарье шли пешком от самой Пищевки. Кроме горя и страха несла я с собой под самым сердцем нерожденного нашего сына.
Родился он через месяц – в одну из декабрьских ночей. Назвала его именем мужа.
И опять мне повезло больше других. Два раза за время войны виделась с Сашей. В письмах, которые приходили в наш дом почти через день, он умолял приехать к нему с сыном. Служил он в Горьком. Путь не такой уж далекий, но ехать туда с младенцем я не решилась. Зато из последней своей поездки «привезла» маленькому Саше сестренку. О ее рождении муж так и не узнал.
Известие о гибели Саши работники сельсовета долго держали в секрете. Боялись, что убьет оно и меня, и ребенка, со дня на день готового появиться на свет. Но слухи по деревне бродили. Дошли они и до моего дома.
Плохо помню, как добралась до сельсовета. Как рыдала и требовала правды. Мне ее все же сказали. Очнулась уже в больничной постели, прижимая к себе спящую дочку и памятный серый листок, исписанный почти детским почерком: «Ваш муж, Завьялов Александр Андреевич, погиб, защищая Родину…»
Хотелось уснуть, умереть, зарыться живой в землю, чтобы только не чувствовать невыносимой тоски, жадно грызущей изнутри. Спасти от нее могли только дети.
В том числе и те, чьи голодные глазенки с такой преданностью смотрели на меня из - под нахлобученных шапок и материнских платков в промерзшей насквозь школе. Не хватало дров, бумаги, учебников, а главное – еды. Но эти маленькие люди мужественно скрипели перышками по обрывкам пожелтевших газет, выводя закорючки и хвостики, складывая и отнимая. Забивались на переменах в темные уголки школы, чтобы съесть завернутую в платок картофелину или черный, пропахший плесенью сухарь. Многие из них уже лишились отцов и братьев. И научились терпеть, совсем по-взрослому – молча, без слез. Им, детям этой страшной войны, я обязана своим возвращением к жизни».
3. «Беда не ходит в одиночку».
«Словно пытаясь воскресить прошлое, дочке дала имя умершей от кори старшей сестренки. Саша и Идочка до краев наполнили собой мою жизнь, залечили душевные раны. Унаследовав от отца все лучшее – его тихий нрав, доброту и нежность, они не доставляли никаких беспокойств, кроме страха потерять их. Этот страх преследовал меня всю жизнь.
Учились дети легко. Особенно Саша. В том числе и в начальной школе, где я была для них и матерью, и строгим учителем. Излишняя строгость иногда обижала сына. Успокаивала его: «Пойдешь, Сашенька, в 5 класс, там тебя оценят». Так и вышло. До сих пор храню три похвальных грамоты, полученные сыном в 5, 6 и 7 классе. Больше порадоваться за него не пришлось. Прожил мой сыночек на свете всего 15 с половиной лет.
Беда пришла в наш дом 1 мая 1957 года. До сих пор не могу простить себе, что отпустила Сашу на реку – очень уж просился он покататься с ребятами на лодке. Ждала его до самого вечера, пока за окнами совсем не потемнело. Никогда сын не возвращался домой так поздно.
Искали мальчишек всей деревней. Вызвали из Голышей «глиссер». Как рассказала позже перепуганная незнакомая женщина, этот самый «глиссер» и погубил наших детей днем раньше – просто наехал на лодку и раздавил ее. Вода в том году была очень большая – искалеченные, они не смогли добраться до берега. А мужчина, управляющий катером, не захотел помочь.
Нашли мальчиков под Кучерихой. До сих пор вижу лицо сыночка моего – белое-белое и отражение неба в широко раскрытых глазах.
Как пережила эту смерть, не знаю. Только сознание того, что нужна Идочке, не позволяло с головой окунуться в отчаяние. Похоронив Сашу, до позднего вечера не уходила из школы – дом, где все напоминало о нем, тяготил. Чтобы забыться, после уроков работала воспитателем в пришкольном интернате. С детьми мне становилось легче. Самые маленькие скучали по дому, не отходили от меня ни на шаг. Я в каждом из них видела Сашу, хотелось обнять, согреть, защитить малышей – от всего, что может разрушить их хрупкие жизни.
Совсем незаметно выросла Ида. Окончила педагогический институт в Ярославле, уехала в Архангельск, где работала в одной из городских школ. Здесь же встретила Мишу, вышла замуж. Два моих внука, Саша и Алеша, родились уже в городе Вельске, куда увез Иду муж.
Девочка моя всегда отличалась крепким здоровьем. Все ее детские болезни можно пересчитать по пальцам. А потому приговор врачей, вынесенный 36-летней Иде, привел меня в состояние шока.
Буквально на глазах из веселой, энергичной женщины, всегда окруженной друзьями и учениками, которые души в ней не чаяли, дочь превращалась в беспомощное существо. Уже через год она перестала самостоятельно двигаться, держать ложку в руках. Светлым оставался только разум. И это было страшнее всего. Предчувствуя близкий конец, просила об одном: «Мама, вырасти моих детей».
Разве могло быть иначе? Внуки – это все, что осталось после смерти Иды. Умерла она 22 мая 1982 года в 37-летнем возрасте. С тех пор май для меня самый страшный месяц в году, запечатлевший на своем цветущем лике две черные даты – смерть сына и дочери».
4. «Сильнее смерти…».
«… Моя вера в жизнь. Отнимая самых близких людей, она никогда не оставляла меня в одиночестве. Всегда рядом был кто-то, ради кого я цеплялась за нее из последних сил, заново учась дышать и радоваться.
Лишившись матери, маленькие внуки (семилетний Алеша и двенадцатилетний Саша) несмотря на протесты отца, не захотели со мной расстаться. Я отдала им всё, что только могла. Они и сегодня помнят «бабушкины сказки», наши бесконечные поездки по стране. Во время одной из наших поездок мы нашли в Латвии могилу погибшего мужа и их дедушки, которого мальчишки так и не увидели живым.
Родней у меня никого нет. Только любовью внуков до сих пор жива. Саша и Алексей давно женаты, подарили мне двух правнуков – двойняшек и очаровательную правнучку.
Сотни километров разделяют нас сегодня. Но даже здесь, в Пищевке, ощущаю их заботу. Телефонные звонки и посылки, частые встречи с мальчишками согревают душу бесконечно.
Я не в обиде на судьбу. Она дала мне то, что сильнее пережитых бед, сильнее смерти, - веру в добро и любовь близких».
Фотографии:
1. Завьялова Анна Васильевна
2. Завьялова Анна Васильевна с учениками 1960-70 годы.
Автор неизвестен.
Статья Марины Шатровой из газеты «Ветлужский край» №29 (14077)
от 22 февраля 2002 года.
Материал взят из архива Пищёвской сельской библиотеки.
Составитель: Первушина Зоя Борисовна - заведующая отделом
методико-библиографической и информационной работы Межпоселенческой библиотеки Шарьинского района
Сообщить о неточноcти